Когда шпаги и пистолеты заменяют закон…
История
Дуэль – одно из самых загадочных явлений русской жизни. Подобно французскому балету и польской водке, она относится к таким заимствованиям, которые очень быстро стали национальными особенностями.
В Россию дуэль как обычай пришла с Запада. Но и там она существовала не вечно. Время зарождения классической дуэли в Западной Европе можно отнести к эпохе позднего средневековья, примерно к XIV веку, когда окончательно сформировалось и расцвело рыцарское сословие — предшественник дворянства — с его понятиями о чести, во многом чуждыми простолюдину или купцу. В XVI веке дуэли приняли уже такой угрожающий размах и уносили столько жизней, что короли начали бороться с этим обычаем. Так, за 16 лет царствования Генриха IV во Франции было убито на дуэлях от 7 до 8 тысяч человек.
Дуэль — это как раз тот любопытнейший казус, когда мораль и право постоянно противоречат друг другу, когда понятие о защите чести и достоинства с оружием в руках сталкивается с неизменным стремлением государства регулировать эти вопросы правовыми средствами, с помощью суда. Уже Фридрих Великий смотрел на дуэли в своей армии сквозь пальцы. Ко второй половине XIX века дуэли настолько укоренились, что на них приучились смотреть как на неизбежное зло, запреты повсеместно стали сниматься, в армии поединки даже были узаконены при посредстве судов офицерской чести. Законодательницей обычаев и правил дуэли всегда была Франция. В 1836 году граф де Шатовильяр впервые опубликовал дуэльный кодекс. Позднее общепризнанным в Европе стал дуэльный кодекс графа Верже, изданный в 1879 году, суммировавший накопленный столетиями опыт ведения дуэлей. Его признавали за образец и в России.
Специалисты различают американскую и европейскую дуэли. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона в начале ХХ века так написал о термине «американская дуэль»: «… это название вдвойне неправильно: во-первых, потому, что происхождение этого обычая несправедливо относят к Америке, и во-вторых, по той причине, что это вовсе не дуэль, в которой противники сражаются равным оружием».
Американская дуэль — способ разрешения споров и конфликтов, суть которого сводится к тому, что два человека договариваются тет-а-тет, при свидетелях или публично о том, что один из них совершит суицид; кто именно из них станет самоубийцей — решается посредством жребия.
Из-за своей безнравственности американская дуэль не привилась в России.
Вообще надо сказать, что русская дуэль по своим условиям, особенностям очень отличалась от европейской, в частности от той же французской. Во Франции в XIX веке дуэли носили больше ритуальный характер и заканчивались, как правило, бескровно. Этому способствовали и «щадящие» условия дуэльного кодекса. Барьерная дистанция (минимальное расстояние между рубежами открытия огня) устанавливалась такая, которая бы обеспечивала невысокую вероятность попадания. Обычно 30–35 шагов. Такие отчаянные русские бретеры, как Федор Толстой-Американец, Дорохов, Якубович (да и Александр Сергеевич с Михаилом Юрьевичем), просто смеялись над такой «опереточной» дуэлью. Русские стрелялись обычно с 8–10 шагов. Бывали случаи – и с трех! Это называлось «приставить пистолет ко лбу». И стрелялись, как правило, «до результата». А результатом признавались либо тяжелое ранение, либо смерть.
Дуэль с точки зрения права — это, прежде всего, тип агрессивного поведения, который, однако, на протяжении нескольких веков сохранял высокий культурный статус. Как акт насилия, санкционированный обществом, дуэльный поединок попадает в ту же категорию, что война и смертная казнь, однако существенным образом отличается от них. Подобно войне, дуэль рассматривалась как крайний выход — неприглядный и жестокий, но иногда неизбежный. Подобно смертной казни, дуэль была ритуализованным актом насилия, с которым обществу по большей части приходилось мириться.
Будучи актом, требующим от человека готовности добровольно поставить свою жизнь под угрозу, дуэль имеет нечто общее с самоубийством. В основе дуэли могло лежать бессознательное желание смерти. Александр Блок объяснял гибель Лермонтова на дуэли подсознательным стремлением поэта к самоубийству: «Лиловые миры захлестнули и Лермонтова, который бросился под пистолет своей волей…»
Еще важнее, однако, то, что в некоторых случаях самоубийство, как и дуэль, могло способствовать восстановлению поруганной чести. Такое замещение требовалось в тех случаях, когда оскорбленная сторона не могла принудить обидчика к дуэли.
Конфликт с противником значительно более высокого ранга, особенно с государем или с членом императорской фамилии, мог толкнуть человека к самоубийству ради спасения чести. В 1816 году в Варшаве пять польских офицеров покончили с собой, протестуя против грубого обращения великого князя Константина с их сослуживцами. Шестой офицер потребовал у Константина удовлетворения и, будучи арестованным, совершил попытку самоубийства. Константин как будто согласился на дуэль и даже настаивал на ее совершении, но офицер объявил себя удовлетворенным, и дуэль не состоялась.
Золотой век
Чувство раскрепощенности, характерное для начала царствования Александра I, ознаменовало для дворян реабилитацию запрещенных прежде форм поведения, и прежде всего дуэли. После воцарения Александра I дуэли немедленно возобновились даже среди офицеров, осуждавших убийство Павла. Любопытно, что таким образом противники переворота стремились выразить свое отвращение к цареубийцам: «Офицеры нашего полка держались в стороне и с таким презрением относились к заговорщикам, что произошло несколько столкновений, окончившихся дуэлями».
Расцвету дуэлей в начале XIX века содействовали и другие факторы. Так, несколько войн потребовали присутствия русской армии за границей, что обусловило прямой контакт с еще живой на Западе дуэльной традицией. Фаддей Булгарин отмечает в своих мемуарах большое число дуэлей в войсках, которые участвовали в заграничных походах. Он пишет о кампании 1807 года, в ходе которой русские оказались в Пруссии: «Чаще других ссорились и дрались с пруссаками русские гусарские офицеры за то, что пруссаки, верные преданиям Семилетней войны, почитали свою конницу первою в мире. Где только гусары наши сходились с прусскими кавалерийскими офицерами — кончалось непременно дуэлью». Булгарин также пишет о частых дуэлях между русскими офицерами во время шведской кампании 1808—1809 годов: «Рубились за безделицу, потом мирились и не помнили ссоры».
Особенно способствовала распространению дуэлей кампания 1812—1815 годов, приведшая русских в Париж. Согласно воспоминаниям современников, во время оккупации Парижа русской армией в городе произошло множество дуэлей, причем дрались как русские офицеры между собой, так и русские с побежденными французами.
Определенного рода парадокс заключается в том, что разочарование, которое испытали русские, когда поблекло их восхищение Александром I, способствовало дальнейшему распространению дуэлей. Дуэль (как и некоторые другие виды буйного поведения — азартные игры, запойное пьянство и опасные шалости) стала средством протеста против того, что воспринималось дворянством как ограничение личной свободы.
Особенно удивительной может показаться популярность бессмысленных дуэлей в среде интеллектуальной элиты, в частности среди будущих декабристов. По утверждению Ю.М. Лотмана, декабристы нарочно вели себя серьезно и солидно, желая казаться людьми, занятыми важным делом, а не танцами, флиртом или азартными играми. В то же время многие из них были отчаянными бретерами. Некоторые их дуэли можно объяснить политическими причинами, однако многие поражают своей видимой бессмысленностью. Знаменательно, что инициаторами и участниками безрассудных дуэлей были не только такие маргинальные фигуры, как Александр Якубович, но и центральные фигуры движения, такие как Рылеев, Александр Бестужев и Лунин. Их страсть к ненужному риску была не просто желанием продемонстрировать храбрость и испытать смертельную опасность; она демонстрировала, что они свободные люди и что выбор жить им или умирать принадлежит если не полностью им самим, то уж, во всяком случае, и не государству.
Одна из таких дуэлей состоялась в феврале 1824 года между Рылеевым и князем Константином Шаховским, любовником незамужней сводной сестры Рылеева. Условия этой дуэли были чрезвычайно жесткими: не было барьера — т.е. минимальное расстояние между противниками не было определено — и стрелять предполагалось одновременно по команде секундантов. Дуэль должна была продолжаться «до результата», т.е. до смерти или тяжелого ранения одного из противников. Дуэлянты обменялись несколькими выстрелами на расстоянии трех шагов. Дважды, по чистой случайности, пули попадали в пистолеты противников. Наконец одна пуля, рикошетировав, ранила Рылеева в пятку, и секунданты прервали дуэль. Существенно, что на жестких условиях настаивал именно Рылеев — несмотря на то, что он был уже в это время женат и имел маленькую дочь. Шаховской же драться не желал, но когда Рылеев плюнул ему в лицо — решился. Твердое желание Рылеева вынудить своего противника выйти на смертельную дуэль диктовалось не враждебным отношением к нему и не любовью к сестре. Это было для него делом принципа: он хотел заставить наглого аристократа отвечать за свои действия по отношению к молодой женщине, не имеющей положения в обществе. Он также считал необходимым продемонстрировать, что князь Шаховской и простой дворянин Рылеев равны перед лицом кодекса чести.
Итоги
Первая мировая война и последующие исторические катаклизмы положили конец живой дуэльной традиции в России. После Октябрьской революции упоминания о дуэлях крайне редки, подают их как курьез. Так, в июле 1923 года газета «Коммунист» клеймила «рыцарский» обычай целовать даме руку как «буржуазный» и утверждала, что такая, казалось бы, невинная привычка может привести — и однажды действительно привела — «к нелепой, дикой, гнусной и позорной дуэли двух краскомов из-за грузинской княжны».
Еще одна дуэль упоминается в советском Уголовном Кодексе 1925 года. Этот случай, разбираемый в числе «преступлений против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности», характеризуется как «первый случай дуэли в практике советского суда». Любопытно, что, несмотря на трагический исход дуэли, Верховный суд, руководствуясь странной — но знакомой из многовековых неудачных попыток судить дуэлянтов по общему уголовному закону — логикой, интерпретировал уникальность этого события как смягчающее обстоятельство: «Пленум Верхсуда, принимая во внимание, что приговором Военной коллегии В.С. по настоящему делу установлено наличие убийства на дуэли, что так называемая дуэль, как остаток феодально-дворянских традиций, при Советском строе является преступлением по низменным побуждениям, а убийство на дуэли поэтому квалифицируется по ст. 142 Уг. Кодекса и по существу противоречит ст. 144, но, принимая, с другой стороны, во внимание, что настоящее дело является первым случаем дуэли в практике советского суда, а также и исключительное положение подсудимого Тертова, находит возможным, квалифицируя преступление, в коем признан виновным Тертов по ст. 142 Уг. Кодекса, оставить на основании ст. 28 того же Кодекса, по мотивам, изложенным в приговоре военной коллегии, в силе наложенное на него, Тертова, наказание в размере полутора лет лишения свободы».
По-видимому, это был последний случай дуэли, дошедшей до советского суда. Однако хотя дуэль как живой институт умерла, культурная память о нем в значительной степени сохранилась. В своих «Воспоминаниях» Петро Григоренко описывает дуэль между двумя пьяными офицерами в 1945 году, вскоре после окончания войны: «Начальник артиллерии и начальник инженерной службы 151-го полка стрелялись на дуэли. Не из-за чего. «По-дружески». Изрядно выпив, они сели в тачанку и поехали в соседний полк. По дороге кто-то из них предложил: «Давай стреляться на дуэли». — «А где секунданты?» — «Ездовой будет». — «Так он же один, а надо два». — «Ничего, он один будет на две стороны». Спросили ездового; тот, пьяный не менее своих пассажиров, согласился. Отмерили расстояние, начали сходиться, открыли огонь. Оба выстрелили всю обойму. Начальник артиллерии вогнал в своего «противника» все девять пуль. Тот тоже не промахнулся. Оба получили тяжелые ранения».
Во многих отношениях это была типичная русская дуэль. Подобно бретерам начала XIX века, офицеры не имели ни малейшей причины драться. Как и многие их предшественники, они экспериментировали с дуэльной процедурой: секундант был один на двоих; более того, это был человек более низкого социального положения. Цель дуэли состояла, очевидно, исключительно в том, чтобы испытать смертельную опасность. Григоренко свидетельствует: «Каждого я спросил: что заставило затеять дуэль? Оба ответили одинаково: «Скучно. Без орудийной стрельбы, без взрыва снарядов, без автоматного и пулеметного огня — тоска». Оставшись без дела, офицеры обратились к русской дуэльной традиции, чтобы облегчить свое чувство неприкаянности. Хотя подлинный смысл дуэли был для них, вероятно, уже мертв, сам механизм сохранился в неприкосновенности.
Татьяна ЛЫЧАГИНА